Какая фамилия имя отчество. Что такое имя? фамилия? отчество? Кто может изменить ФИО

Значение имени собственного

Собственное имя несет информацию о личностных особенностях: чертах характера, врожденных способностях, энергетике, темпераменте. Зная числовое значение собственного имени конкретного человека, можно с высокой долей вероятности определить, какие желания им движут, что является для него возможным, а что – нет; какие из его проявлений следует поощрять, а каких – остерегаться. Таким образом может быть сформировано первое впечатление, но не «интуитивное», а вполне обоснованное.

Данные не введены

Значение Фамилии

Число фамилии – «это наше все!» Кроме шуток. Это число заключает в себе огромное количество данных, касающихся практически каждой черты характера человека, прежде всего – «фамильной», его «наследственных» способностей, а так же возможностей, напрямую зависящих от того, что представляет собой его семья. (Материальное благосостояние в данном случае отнюдь не самый значимый фактор.)

Данные не введены

Значение Отчества

Число отчества является показателем «базового потенциала». Его следует рассматривать как результат трансформации привитых в процессе воспитания качеств под влиянием личностных особенностей человека. Поэтому, как число отчества совсем не обязательно должно совпадать с числом имени отца, так и «унаследованные» черты характера совершенно не обязаны быть точной копией отцовских.

Наши представления о самих себе неизбежно включают элементы, которые были выработаны бюро-кра-тией. Например, мы привыкли к тому, что каждый человек знает свой точный возраст, и может показаться, что так было всегда. В действительности подобного рода знание является продуктом бюро-кратии Нового вре-мени, то есть появилось и стало привычным в России срав-ни-тельно недавно, только в XVIII веке, но вплоть до XX века далеко не все зна-ли свой возраст.

Развитие бюрократии означало появление новой реальности, в которой человек предстает в другой, офици-альной версии. Ему приписы-ваются те характери-сти-ки, которые считаются бюрократи-ческим аппаратом необходимыми для то-го, чтобы «видеть» человека и осуществлять учет и контроль. Однако многие из этих характе-ристик были настолько освоены и усвоены, что посте-пенно были включены в представления людей о самих себе.

Любой документ, удостове-ряющий личность, начинается с записи о фамилии, имени и отчестве. Если другие сведения о человеке (напри-мер, социальное положение или нацио-нальность) появлялись, исчезали или менялись местами, то «заглавное» место этих сведений оставалось неизменным. Между тем оче-видно, что идентификационная способность паспортного имени в принципе невелика, поскольку оно, как правило, не уникально. Во всяком случае, нельзя утверждать, что имя однозначно указывает только на дан-ного человека. Лишь в сово-купности с другими признаками имя позволяет в необходимых случаях определять личность.

И все же почему именная формула входит в число непременных идентифика-торов и в состав персональных данных? Вероятно, объяснить это можно скорее традицией «определения» личности, чем реальной идентификационной спо-соб-ностью имени. Имя оказы-вается необходимым как для но-минации (и тем самым выделения человека из числа подобных), так и для регулиро-вания со-циаль-ных и правовых отношений, поскольку человек может вступать в право-вые отношения только под своим именем.

Строго говоря, имя не является специфическим для письменных документов знаком — в отличие, например, от подписи, поскольку практики определения человека по имени или прозвищу возникли задолго до появления документов. Однако документное имя имеет свои особенности. Прежде всего имя стано-вится воплощенным в пись-менной форме. Если устное имя изменчиво, под-вижно, предраспо-ложено к трансформациям, то пись-мен-ное (документное) становится фиксированным и уже поэтому считается более достоверным. Кстати, принадлежность имени к документной реальности делает возможным его официальное изменение.

Перевод устного имени в письмен-ную форму вовсе не автоматическая про-це-дура. Она предполагает хотя бы минимальную рефлексию над его визуаль-ным обликом и значением, а это совсем другое восприятие имени, открываю-щее новую форму его существования. Будучи зафикси-ро-ванным, имя отрыва-ет-ся от человека и начинает жить своей жизнью — по правилам, которые уста-нав-ливаются бюрократическим производством. Вместе с тем фиксирован-ное имя так или иначе указывает на своего носителя даже после его смерти, и в этом смысле имя — одно из средств сопротив-ления времени, что особенно харак-терно для документной реальности.

Другая важная черта документ-ного имени заключается в том, что оно всегда полное, включающее все составляющие именной формулы («фамилия — имя —отчество»). Такое имя, как правило, не используется в повседневном общении, и эта особенность функционирования имени создавала и создает опреде-лен-ный разрыв в восприятии двух практик именования, а включение в состав офи-ци--аль---ного именования отчества и фамилии подчеркивает специфику доку-мен-т--но-го образа человека, его нарочитую искусственность. Можно сказать, что имя, используемое в повседневном общении, так и не породнилось с доку-мен-том. В документе присут-ствует его особая, официальная версия. В резуль-тате сам носитель имени не всегда принимает документную версию и даже не все-гда считает ее своим именем.

Особенность функционирования имени в русской традиции заключается в том, что у человека было, как правило, не одно имя, а минимум два. Ситуация для России исторически привычна: на протяжении многих веков использовались крестильное и мирское имя. Мирское имя, в отличие от кре-стильного, могло иметь разное происхождение. Чаще всего оно являлось прозвищем, характеризующим именуемого человека. Об этом свидетель-ствует и то обстоя-тельство, что такое имя человек мог приобрести не сразу после ро-ждения, а несколько позже, когда становились явными те или иные его осо-бенности, и дать его могли не только родители, но и улица. Вместе с тем в роли мирского имени могло выступать и календарное имя, то есть из святцев. Напри---мер, в старообряд-ческой среде: «Александр по пас-порту, а по крещению Софроний», «Валентина по паспорту, а по креще-нию Василиса». В любом слу-чае мирское имя не случайно: оно, как правило, мотивировано либо семейной традицией (например, называть по имени деда или бабки), либо какими-то качествами именуемого (в случае прозвища).

«В русской деревне «улич--ные» фамилии были настолько употребитель-нее паспортных (которых иногда никто и не знал), что даже казенные документы конца XIX века вынуждены были использовать их — иначе немыслимо бывало разобраться, о ком идет речь».

Владимир Никонов. «Имя и обще-ство» (1973)

Устойчивость двойного именования можно, вероятно, объяснить не только традицией, но и тем, что крестильные и мирские имена имели разные функ-ции: крестильные объединяли носителя имени со всеми носителями этого имени, а мирские имели в большей степени различительный характер, хотя бы потому, что их список был более разнообразным и принципиально открытым.

На протяжении десяти веков официальное имя человеку могла дать только Цер--ковь. Имя определялось по святцам, причем мальчикам давалось имя того святого, день памяти которого отмечался на восьмой день после рождения, а девочкам — имя святой, чей день памяти отмечался за восемь дней до рожде-ния. Эта архаическая практика (она сохранилась у некоторых групп старооб-ряд----цев) сменилась обычаем присваивать имя святого, чей день приходится на день рождения или крещения, а нередко и между ними. В любом случае имя не вы-би-ра-лось, а определялось календарной последова-тель-ностью поминове-ния святых, и такой принцип установления имени «по совпадению» не мог не осмыс-ляться в категориях судьбы и доли. Любопытно, что такая практика установления имен не носила канонического характера и, следова-тельно, вопре-ки распростра-ненному мнению, не была обязательной Каноническими называются правила, кото-рые содержатся в сборнике «Каноны право-славной церкви», куда вошли постанов-ления Вселенских соборов с I по IX век. .

Формально Церковь, которая на протя-жении ряда столетий неустанно боро-лась с народным (уличным) именником, одержала над ним верх, поскольку только церков-ное имя с появлением метрических книг в XVIII веке стало считаться официальным и «правильным». Ей же стало принадлежать право осуще-ствлять контроль над имено-ванием, то есть регистрировать имя и вно-сить его в метри-ческие книги. В реальных практиках обе системы так или иначе ужи-вались. Метри-ческие книги были введены в 1722 году, с них и начался повсе-местный учет населения. В этих книгах записывались акты гражданского состояния — рождение, брак и смерть. Они и состояли, соответственно, из трех частей (записи о рождении, браке и смерти) и запол-нялись священником, кото-рый венчал, крестил и отпевал прихожан своего прихода. Запись о рожде-нии включала следующие сведения: дата рождения и крещения, имя и фами-лия (если она имелась), место жительства и вероис-поведание родителей и крестных родителей, законность или незаконность рождения. В книге о браке, кроме стан---дартных сведений о супругах, запи-сывались данные о свидетелях и тех, кто венчал этот брак. В книге об умер-ших — дата смерти и погребения, место захо-ронения, кто из свя-щен-ников принимал исповедь и совершал погребение. Мет-ри-ческие книги просущество-вали до 1918 года, после чего их заменили акто-вые книги в органах ЗАГС — записи актов гражданского состояния.

Распространение документов и, как следствие, появление официального имени означало кардинальное изменение отношения к имени. Документное имя ста-ло единствен-ным именем, под которым человек известен в своих отноше-ниях с внешней, официальной сферой. Собственно, и о самой категории офи-циаль-ного имени можно говорить только со времени появле-ния документного (един-ствен-ного) имени. Не случайно введение паспортного имени влекло за собой необходимость создания системы персональной документации, что было реа-ли-зовано опять-таки в метрических записях.

В состав полной именной формулы, кроме имени, входят отчества и фамилии. Отчество в официальных документах становится компонентом полного имени лишь с петровского времени. Собственно, с тех пор можно говорить об иденти-фи-кационном смысле отчества, которое является указанием на ближайшего родственника по мужской линии — отца. Разумеется, и прежде оно могло исполь-зоваться в целях идентифика-ции, но к нему прибегали либо для про-яс-нения родственных отношений, либо для отделения от другого лица в случае совпадения имен. При были узаконены разные формы отчества. В вышедшей при ее правлении «Чиновной росписи», составленной в соответ-ствии с пет-ров-ской Табелью о рангах, указыва-лось, что особ первых пяти клас-сов (высший класс; для гражданских чинов это означало от действитель-ного тайного советника до статского советника) следовало писать с отче-ством на -вич ; с шестого по восьмой (от коллеж-ского советника до коллежского асес-сора — своего рода средний класс) — именовать полуотчествами, напри-мер, Иван Петров Кукушкин; всех же остальных — только по именам. Таким обра-зом, отчество стало знаком социального статуса: по отче-ству можно было су-дить, к какому слою населения относится человек. Введение отчеств для всех слоев населения имело существенный социальный эффект: единая и общая именная формула не могла не восприниматься как своего рода знак социаль-ного равенства.

Появление отчества в составе доку-мен-тных реалий означало не только бóль-шую полноту описания лично-сти, но и отход от практик повседневного имено-вания, где отчество использовалось только в особых случаях или в специаль-ных регистрах общения. Тем самым документы создавали парал-лельную реальность.

Фамилии как указание на принад-леж-ность семье, роду в разных социальных слоях появляются в разное время. Начиная с XVI века их приобретают пред-ста-вители высших слоев — бояре и дворяне. В XVII-XVIII веках фамилии появля-ются у служивых и торговых людей. Духовенство стало наделяться фами-лиями лишь с середины XVIII века. В середине XIX века и особенно в пореформенное время фамилии получают крестьяне. В 1888 году был издан сенатский указ об обязатель-ном наличии фамилии и необходи-мо-сти ее указа-ния в документах, но и через десять лет, по данным переписи 1897 года, лишь около 25 % населе-ния России имели фамилии. Процесс обретения фамилий затянулся до 30-х годов, а у народов Средней Азии и Кавказа и до начала 40-х годов прошлого века. Вместе с фамилией документная реальность получила еще одну свою спе-цифиче-скую черту, которая скоро выйдет за рамки доку-ментов, но сохранит память о своем начальном контексте: называние человека по фамилии в повсе-дневном общении и сейчас нередко отсылает к официаль-ному регистру.

Фамилии чаще всего образовывались от крестильных имен (например, Денисов от имени Денис, Парфенов от Парфен); от прозвищ (Тучков — жирный, Тара-тор-кин — болтливый), от профессий (Ключников, Свечни-ков, Масленников), от географи-ческих и топогра-фи-ческих названий (Вяземский от «Вязьма», Шуй--ский от «Шуя», Дубровский от «дубрава») и так далее.

Особенно интересна ситуация с незаконнорожденными. Для них нередко использовалась особая фамилия — Богданов. Иногда вместо этой фамилии им давалось имя Богдан (это имя не было крестиль-ным). Считается, что у но-сителей фамилии Богданов был в роду кто-то незаконнорожденный. Неза-кон-но-рожденным детям аристократов давались обычно усеченные фамилии. Например, Бецкой от фамилии Трубецкой, Лицын от Голицын.

Полное паспортное именование, в отличие от одного имени, давало двойной эффект: оно не только выделяло данного человека и отде-ляло его от других, но и связывало через отчество и фамилию с определенным кругом родствен-ников — семьей, родом. Тем самым появлялась возможность говорить как о его принадлежности этому кругу, так и о его происхождении. Эти два принципа (принадлежность и происхождение) будут иметь особое значение для форми-рования бюрократического портрета человека.

При выдаче первых советских удостоверений личности оказалось, что, несмо-тря на почти двухвековую традицию существования официального полного имени, далеко не все граждане СССР обладают таковым. В инструкции № 370 «Об удо-стоверениях личности и прописке граждан в городских поселениях» от 6 июля 1925 года говорится: «В графе „фамилия, имя и отчество получателя“ может быть обозначено и прозвище гражданина, если у него не имеется опре-де-ленной фамилии». Не вполне благополучной была ситуация с отчествами. Напри-мер, в дореволюционных метриче-ских книгах у детей, родившихся от не-зареги-стрированных браков, в графе «отец» ставился прочерк, и, соот-вет-ствен--но, у «незаконнорожден-ных» не было официального отчества. По Ко-дек-су зако-нов о браке, семье и опеке РСФСР 1926 года матери предостав-лялось право в период беременности или после рождения ребенка подать заявление об отце ребенка в орган записи актов гражданского состояния. О поступив-шем заявле-нии этот орган извещал лицо, названное в заявлении отцом. Если от послед--него в течение месяца со дня получения им извещения не поступало возраже-ния, этот муж-чи-на записывался отцом. Обратить-ся в суд с заявлением об уста-новле-нии отцовства можно было только после рождения ребенка. В неяс-ных случаях отчество записывалось по указанию матери (нередко — по своему отчеству), как и сейчас.

Как уже сказано, важнейшей чертой документного имени является его неиз-менность. Собственно, именно неизменность делает имя официаль-ным, доку-ментным. Не случайно любое изменение паспортного имени всегда жестко регламентируется государством.

С введением паспортов и регистра-ции в метрических книгах перемена офи-ци-ального имени практически не допускалась, ибо только под зареги-стрирован-ным именем человек «известен» властным органам, для которых главное — чтобы в случае необходимости он был на виду, а изменение имени, естествен-но, чревато всякими сложностями. Известно, что имена менялись, например, при изменении духовного статуса — пострижении в монахи, а в некоторых случаях и при епис-копской хиротонии Хиротония — то есть рукоположение, священство. . Например, был Влади-мир, а в мона-ше--стве стал Василий: у него появился второй небесный покро-витель. Но, стро-го говоря, это не перемена имени, а ритуальное приобретение другого имени. Показательно, что при выходе из монашеского чина такое лицо лишалось и по-лученного имени. Имя, записанное в метри-ческом свидетельстве и в пас-пор-те, оставалось прежним. Имя могло меняться и в связи со сменой социаль-ного окру--жения — например, при записи в солдаты, при поступлении в семи-нарию, при поступлении на теа-траль-ную сцену или в цирк. Однако во всех случаях крестильное (документное) имя оставалось прежним.

Между тем антропонимический фонд, исторически основанный на прозвищах, требовал своего рода чистки. В 1825 году вышел указ «О замене непристойных фамилий у нижних чинов». Многочисленные Пердуновы, Жопкины и Худосра-ковы получили возможность заменить свои «фамильные прозвища» на более пристойные. На крестиль-ные имена указ, естественно, не распространялся. Да и фамилии дворян, почетных граждан и высшего купечества могли быть изме--нены лишь с высочайшего позволения. Известна почти анекдотическая история о том, что, когда купец Синебрюхов обратился к государю с просьбой изменить свою фамилию, тот издевательски ответил: «Разре-шаю поменять на лю-бой другой цвет». Исключение делалось только для инородцев, прини-маю---щих православие: в таком случае они могли менять имена и фамилии на рус-ские. Однако законом 1850 года было запрещено изменение фамилии даже в случае крещения (в частности, евреев).

Советская эпоха началась с разру-шения прежней системы регистрации имен. Церковь лишилась права давать имя и контролировать процедуру имянарече-ния. На первых порах эту роль взяли на себя произ-водственные коллективы и родители, а регистрация имени стала осуще-ствляться государственными орга--нами ЗАГС. Соответственно, вместо священника действовали партийные и комсомольские вожаки. Они вели церемонию и зачитывали «постановле-ние» о включении новорожденного в число граждан Страны Советов. Родители нового гражданина получали «обществен-ный наказ». Вот один из них, храня-щийся в краеведческом музее уральского города Серова:

«…мы осеняем тебя не крестом, не водой и молитвой — наследством рабства и темноты, а нашим красным знаменем борьбы и труда, проби-тым пулями, порванным штыками… Родителям новорожденной нака-зываем: воспитывать дочь преданным борцом за освобождение трудя-щихся всего мира, сторонником науки и труда, врагом темноты и неве-жества, пламенным защитником власти Советов».

Изобретением новых имен — таких как Даздраперма (Да здравствует Первое мая!) или Владлен (Владимир Ленин) — дело не ограничилось. Не иначе как в пику прежним порядкам советская власть одним из первых декретов предо-ставила гражданам право «изменять свои фамилии и прозвища». Обращает на себя внимание тот факт, что этим декретом разрешалось менять фамилии и прозвища, но никак не имена. Насколько было сложно поменять наслед-ствен-ную фамилию в прежнее время, настолько просто это стало в новых условиях (и это притом что не все к этому времени обзавелись фамилиями). И многие воспользовались наступившей свободой.

В 1924 году специальным постанов-лением ВЦИК и СНК РСФСР было разре-шено менять не только фамилии и родовые прозвища, но и имена. По времени это поста-новление совпало с началом движения за новый революционный имен-ник, которое стало важнейшей составной частью борьбы с Церковью за но-вого человека. Новыми и даже «идеологически правильными» стали древ-нерусские имена, запрещавшиеся прежде православной церковью (Рюрик, Святослав, Лада, Руслана и другие).

Разрешение менять имена и фамилии вовсе не означало отмену контроля в этой сфере. НКВД тут же издает подробную «Инструкцию о порядке пере-мены фамилий (родовых прозвищ) и имен», где содержится форма заявления о перемене фами-лии и/или имени, устанавливается уголовная ответственность за дачу ложных сведений, предписывается публикация в местной официальной газете объявления о перемене. Например, «Бюллетень Ленсовета. Постанов-ления и распоряжения Ленсовета и его отделов»:

«9 февр. 1938 г. Куйбышевск. РайЗАГС сообщает, что гр-ка Васильева, Марфа Степановна, рождения 1904 г., происходящая из гр[ажда]н Ленингр. области, Новосельского района, дер. Адамово, проживающая в Л[енинграде], по пр[оспекту] 25 Октября, д. 74, кв. 70Б, меняет имя Марфа на имя ОЛЬГА. С протестами просят обратиться…»

Это значит, что к этому человеку, известному как Марфа, кто-то мог иметь, например, имущественные претен-зии, которые следовало урегулировать до смены имени, поскольку, когда она станет Ольгой, она будет уже другим человеком.

Несмотря на всю бюрократическую аранжировку, разрешение менять имена и фа-милии было воспринято как смягчение ситуации с именами. В этой связи нельзя не вспомнить стихотворение Николая Олейникова:

Пойду я в контору «Известий»,
Внесу восемнадцать рублей
И там навсегда распрощаюсь
С фамилией прежней моей.

Козловым я был Александром,
А больше им быть не хочу!
Зовите Орловым Никандром,
За это я деньги плачу.

В послевоенные годы каких-то прин-ципиальных изменений на законода-тель-ном уровне не произошло. Изменение имени входило и входит в перечень актов гражданского состояния наряду с регистрацией рождения, брака и смер-ти. Тем самым эта процедура приравнивалась к ключевым событиям жизнен-ного сценария человека. Можно сказать, что даже на официальном уровне предполагалось, что с новым именем принципиально меняется и сам человек.

Бюрократический контроль над име-нем коснулся даже того, в какой последо-вательности должны фикси-ро-ваться три части именной формулы. При рас-смотрении советских документов это не может не бросаться в глаза. Прежняя устойчивая последовательность «имя — отчество — фамилия» меня-ется на но-вую: «фамилия — имя — отчество» (ФИО). В документах 1920-30-х годов встре---чаются оба варианта. Но начиная с Положения о паспортах 1940 года последова-тельность становится неизменной: ФИО одержало безоговорочную победу.

Это, казалось бы, незначительное изменение первой графы отражало, как мне кажется, кардинальную перемену отношения к самому человеку. В дореволю-цион-ной стилистике официальное обращение к человеку по фамилии было возмож-но только в дружеском общении или при обращении «сверху вниз» — например, учителя к ученику. В офи-ци-альном обращении это считалось недо-пустимым. Нормой признавался порядок, при котором первым называется и пишется имя, которому может предшествовать лишь указание на чин. Про-изо-шедшая в первые десятилетия советского времени инверсия была вызвана, видимо, тем, что на смену индиви-дуальности, единичности пришли списки. В ставших обычными ситуациях перечислений и перекли-чек люди различа-ются не столько именами, сколько фамилиями, на которые был пере-несен акцент, не говоря уже о том, что в списках и картотеках обычно принят алфа-витный порядок перечисления по фамилиям. Можно сказать, что появи-лось своего рода «списочное именование». Эта последователь-ность в бюрокра-ти-ческой сфере принята до сих пор. К сожалению, она распространилась и за ее пределы и мы привычно пользуемся ФИО даже там, где этого от нас не требуется.

Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, как правильно обратиться к женщине в электронном письме: "Уважаемый директор (компании...)!" или "Уважаемая директор (компании...)!"

Правильно - обратиться со словом "уважаемый" по имени и отчеству. Если имя и отч ество неизвестны, то можно так: уважаемый господин директор, уважаемая госпожа директор .


	Вопрос № 295865

Доброе утро. В каком порядке в публицистических текстах следует употреблять имя, отчество и фамилию?